Генрик Ибсен. Его жизнь и литературная деятельност - Страница 9

В деревню свою Бранд является во время голода, когда местный фогт раздает нуждающимся хлеб. Он обращается к ним с речью, дерзкой до безумия, он вслух радуется их горю:

«Вам Бог оказал особую милость; он распалил мукой вашу кровь, ужасом разбудил ваш дух, пославши вам великую нужду… Вам помогать – значило бы принести вам смерть. Благородный народ, как бы он ни был мал, возрождается для жизни в нужде и горе; притупившийся дух заостряется, как у сокола, и уже не обращен более на низменные потребности; обессиленная воля хватается за меч и победоносно бросается в битву…»

Понятно, какое действие могли произвести эти слова на голодную толпу людей, которых и в счастливый год неблагодарные скалы еле вознаграждают за упорный труд. Они хотят прогнать Бранда камнями и ножами, но в это время прибегает женщина и рассказывает, что по ту сторону фиорда ее муж, обезумев от голода, вонзил нож в собственного ребенка, потом пришел в себя и теперь борется между жизнью и смертью. Бранд требует лодку, несмотря на бурю, хочет переплыть на тот берег и только ищет помощника. Долго никто не решается; наконец молодая девушка Агнес, побежденная величием поступка Бранда, бросается за ним в лодку. Агнес становится женою Бранда; крестьяне, пораженные его подвигом, просят его остаться у них священником. Бранда манит в шумные города, в большой свет, где он найдет исход своим силам, где он скажет миру новое слово и похоронит его старых богов. Но строгий к другим, Бранд беспощаден к себе самому. «Все или ничего», во всякую минуту человек должен быть готов жертвовать всем, – и Бранд жертвует своими гордыми мечтами о великом будущем, принимает предложение земляков и поселяется с Агнес среди голых скал, в лощине, где не видно солнца, вблизи мертвящего дыхания фиельда и фиорда. Внешние обстоятельства жизни – ничто. «Все скрыто внутри человека, – говорит Бранд. – Кто там борется, тот побеждает; собственное сердце – вот мир, открытый перед нами; там должно быть укрощено себялюбие, там должен возникнуть новый человек».

Проходит три года. У Бранда растет сын Альф – единственная отрада его и Агнес в их суровой жизни. Невдалеке, среди гор, живет мать Бранда, женщина богатая и жадная. Бранд с нею не видится; он заявил ей, что придет исповедать ее, когда приблизится час ее смерти, только если она откажется от своих стяжаний и отдаст все имущество, чтобы голою лечь в гроб. И вот местный врач проходит мимо дома Бранда и сообщает, что старуха лежит при смерти. Бранд не двигается с места и ждет вестника. Тот наконец прибегает и кричит: «Иди скорее!» – «Знаю, – отвечает Бранд, – но что она поручила тебе сказать?» – «Она сидела, скрючившись, на своей постели и кричала хриплым голосом: „Скорей за священником! Бегите! Половину имущества отдаю за исповедь!“» И Бранд делает шаг назад: «Половину! Только половину!..» Через несколько минут прибегает другой вестник: «Девять десятых предлагает она тебе!» – «Не все!» – «Нет». – «Вы знаете мое слово: нет ей священника, нет исповеди!» Наконец приходит доктор, сообщает, что старуха умерла, не примиренная с Богом, и укоряет Бранда в негуманности. Бранд обрушивается на идею гуманности приведенными выше словами и, оставшись один, восклицает: «В этот священный час на земле своей родины я хочу сохранить твердость в битве, бестрепетно глядеть врагу в очи. Сам Бог вложил в мою руку меч, пробудил мой гнев, указал мне путь».

Могучее и болезненно-странное впечатление производят и поступки, и слова Бранда. Чувствуется большая сила, направленная в пустоту, сама себя пожирающая. Как удивительно звучат слова о битве, о враге, о мече, о гневе здесь, среди неприветливых скал, где общий враг – природа, где радостей, как и солнечного света, и без того мало. И кому предлагается этот грозный выбор: «Все или ничего!» – умирающей матери-крестьянке! И почему она, видя приближение смерти, отдает девять десятых, а не все имущество? Если бы каждое слово поэмы не дышало такою искренностью, можно бы сказать, что ее содержание измышлено, надумано для идеи. Жестокая, болезненная идея в самом деле первенствует над содержанием, но и последнее не надумано, а возникло, как быстрый горячечный бред, полуреальный, полусимволический. Искренность чувства и смелость мысли покоряют читателя и не дают опомниться.

Доктор в то же время осматривает ребенка Бранда и объявляет, что здесь, вблизи льдов, он скоро зачахнет, что нужно спешить, бежать на юг. Бранд тотчас решается покинуть родину, и Агнес торопится исполнить его решение. Тогда доктор, говоривший о гуманности, поступает сам весьма негуманно и бросает Бранду упрек в том, что он был строже к своей матери, чем к самому себе. Тут же крестьянин открывает Бранду, как дорог и необходим он стал для жителей деревни: с ним они потеряют бодрость и веру. Бранд решается принести в жертву своего сына. Все или ничего!

Ребенок умер. Бранд по целым дням отсутствует, исполняя обязанности по приходу, и одинокая Агнес сидит в своем домике, полузанесенном снегом, глядит в окно, откуда видна могила ее ребенка, и мучает себя воспоминаниями. Ее нежная натура не выдержала слишком тяжелого подвига, она больна, она видит галлюцинации. Сознание ее, однако, не затемнено; она любит Бранда и делает последние усилия воли, чтобы подчиниться ему, а он, как слепая неразумная сила, без сожаления добивает в ней остатки жизни: все или ничего!

Рождественская ночь наступает. Бранд поздно является домой, Агнес бросается к нему, рассказывает о своих видениях, говорит, что не выдерживает этой жизни: «Все кажется мне недоступным: ты, твоя должность, твоя цель, твои желания и поступки. Эта нависшая скала, этот обступивший меня фиорд – все полно печали, воспоминаний, борьбы, муки. Даже наша церковь кажется мне тесной».